После вечерины в "Самолете" мы так озверели, что весь следующий день спали, не просыпаясь, а к вечеру поняли, что ехать в Питер - надо. Нищему собраться - подпоясаться, и наши сборы были недолгими. В основном они состояли из того, что мы подсчитали количество оставшихся от роскошной жизни дензнаков. Дензнаков хватало. Ульдор и Талэ милостиво согласились приютить наши кости, поэтому никакого беспокойства от поездки мы не ждали. Правда Ульдор заранее нас напугал, что живут они очень далеко от города, но на поверку оказалось, что их питерское далеко и наше московское ни в какое сравнение не идут...
         Наивные!
         Kак только мы ступили на благословенную землю Санкт-Петербурга, профессор Легион (он же Лысый, он же Штамм) дал о себе знать. Срочно началась зима. В первый день это было не так заметно, и мы с Янковским, привыкшие к бесконечным московским концам, измотали наших гостеприимных хозяев до того, что они вежливо (по-питерски) намекнули нам, что пора бы куда-нибудь в тепло. Впрочем, прогулка была и приятной и полезной. Ульдор провел нас неведомыми нам путями. Мы проследовали пешком от Обводного канала, через перекресток Грибоедова и Фонтанки, по набережной речки Пряжки к Малой Голландии, где распили из пластиковых стаканчиков бутылку шампанского.

Дом-утюг.

Внизу шахматная доска для бомжей.	Вот бы поставить внизу батут.

         Кстати бутылка шампанского, распитая на четверых, подействовала на нас странным образом - все окружающее тотчас превратилось в событие исключительной красоты и таинственности. Каждая арка, изгиб ветки, поворот канала - все приобрело какое-то невыразимо важное значение, будто заключало в себе божественное откровение и саму Истину. Типа: "Сколь бы не был велик банан, но шкурка все равно больше". Только тот, кто не знает истинной глубины этого высказывания, посмеется над ним...

Портал на канале в Малой Голландии.

Питерские подъезды - это особенное развлечение. По ним можно делать отдельные экскурсии. Конечно, питерцы жалуются на мрачные колодцы и окна выходящие к соседней стене, но поди ж ты пересели их в другой город!	Ветер в Питере особенный. Ветер в Питере - всегда. (Я, Талэ и Ульдор). Это мы идем в комиссионный магазин, где Янковский найдет настоящую синоби-гатана стиль тёкуто. Такая у Сергея в романе Янковского ФЛЕЙТА И ВЕТЕР.

Трамвайчик везет нас по Елагину острову.	Кататься в питерских трамваях можно вечно. Их не волнует, сколько пассажиров. Атракцион почти на халяву.

         Легион надувал щеки, и вода в каналах прибывала. Ветер нес с собой холод, который к утру превратился в +6 по Цельсию. Вечер мы провели за бутылочкой красненького и после недолгих разговоров рухнули в отруб, утомленные ветром и обилием кислорода. В Москве такого нет. Даже в нашей деревне, в Восточном, нет такого легкого влажного воздуха, кажется - еще чуть-чуть и полетишь, и будешь кружиться вместе с чайками над тревожной рябью залива, над игрушечными крышами и трамваями, в которых под каждым сидением заботливая печка.
        Питерцы - особенные люди. Если у них стоит выбор - купить книгу или кусок колбасы, они покупают книгу. Всю ночь мне снилась Талэ. Всю ночь она танцевала среди кустов белой сирени, словно Огневушка-Поскакушка. Хотя нет. Это уральский дух. А Талэ, несмотря не то, что она москвичка, приобрела местные питерские черты. Она стала тонкой и изгибистой, похожей на странное дерево омела, на всплеск воды в Неве, на порыв ветра, приносящего с запада еще не остывшее дыхание Гольфстрима. Сон был так ярок, как и те прежние питерские сны, что навели меня на мысль написать "Без наркоза", в нем тоже было черное небо и слишком реальные предметы.

Огневушка-Поскакушка.

Это озеро, где живут духи.	Чем не цветение сакуры? Удивительный розовый цвет.

На этой лавочке совсем не было отпечатков ног. Скажете - ну и что? А в Москве такую найти слабо? Не надо переносить столицу в Питер. Лохи из дальних сел и диких кишлаков разнесут все к чертовой матери.	Янковский вызывает духов. Видите круги по воде? Это водяной шлет шифровку.

А теперь я буду вызывать духов. Чем мне нравится Питер - так это тем, что духи тут на каждом шагу. Здесь стихии лепят город из пространства так же, как в Москве архитекторы лепят пространство при помощи строительных форм.
Я уже писала об этом в "Недосягаемых высотах", но возможно напишу еще с фотками и картинками. А то наберусь терпения и забацаю роман. Может и вместе с Янковским. Он гораздо быстрее меня пишет.	Этому льву, около которого стоит Янковский, ветер обгрыз хвост. Я знаю - это был северный ветер.

"... небо,цвета лимонада..." кажется Рембо, да нет, конечно, не тот, которого играет Сталоне.	Думаете - это не в резкости? А вот и нет. Просто резкозть наведена на ветер.

         Следующий день мы начали с похода на книжный рынок, похожий на наш московский "Олимпийский", встретились там с Васей Владимирским, который в естественной среде обитания оказался милым тихим человеком. Ульдор и Талэ, фанатично преданные книгам, остались копаться в книжных развалах, а мы с Янковским, безумные искатели духов, отправились наконец на острова. Плелись пешком от Репина, но другими каналами. Набрели где-то в районе потчамта на милое китайское кафе. Чай за 60 р. в Москве гораздо лучше, к тому же кисло-сладкий супчик дают только китайцы в университетском кабаке, но там все напоминает студенческую столовую, а тут мы смотрели китайские передачи по ТВ, слушали китайскую музыку и были совершенно одни. Начался снег, и все время пока мы употребляли чудный горячий супчик, мел за окном зимней метелью. Однако, пора и честь знать! Нельзя же прожить в этом кабаке все оставшееся время!
         Трамваи в питере - особое дело. Это что-то вроде города на колесах, который напрочь принадлежит вагоновожатым и кондукторам. Кондукторское место в питерском трамвае напоминает маленькую цыганскую кибитку или театральный фургон. Для москвича или жителя иного какого города Необъятной вполне нормально наблюдать в кабине водителя фотки полуголых артисток или голых красоток. Здесь - не то! В одном из трамвайчиков место кондуктора было не только украшено чудными занавесочками в мелкий розово-голубой цветочек, кондукторша умудрилась присторить к сидению чайную розу в горшке, фотографию своего семейства, магнитофон с наушниками. Водитель другого трамвая на каждой остановке рассказывал о достопримечательностях, которые можно найти поблизости.

Кондукторша.

Это перекресток каналов.	А вот за этим мостом есть место, где можно остановить время. Если долго смотреть на воду, можно увидеть, как замрет волна.

Мы плывем на лодочке. Синие пятнышки - это духи.

Quake - 2.Телепортаха.

         На островах, как нигде в Питере, видна власть стихий и духов. Это город, который люди вырвали у стихии ценой огромных жертв. Только тут не надо было проливать кровь - духи вытянули людскую силу сами. И люди истлели в болотной воде, как гнилушки. Здесь понимаешь, почему эстонцы такие тормоза. Они привыкли прислушиваться к голосам духов. Перечить духам в Питере стоит огромных сил. Здесь очень трудно исполняются четкие планы, здесь царство случая, который надо ловить. Плыть, просто плыть по течению.
         Петр сумел провеcти по линейке прямо только несколько проспектов, и духи начали искривлять его планы. Дома, тротуары, набережные - здесь все запутано, криво, извилисто. Питер против прямых углов.
         После лодок мы поплелись на Каменный искать особняк Легиона. Нашли.

         Бродили по Петроградке. Красиво, торжественно, мрачновато. Прошли мимо Планетария, Янковский уговорил меня посвятить часть времени в последний день и посмотреть на звезды. Я согласилась (погодка не из тех, чтобы ехать в Кронштадт). Купили кильки, батон и пиво. Янковский смирился с плоской чекушкой коньяка.
         Прошли мимо пушек в Петропавловку. Перешли мостик и направились на мыс, смотрящий на Дворцовый мост - там в зарослях сирени я узрела несколько лавок, где можно было разделаться с килькой и пивом.
         Все-таки до чего же приятный ветер. За соседним кустом трое питерских пацанов устроились с бутылочкой водки.
         Кстати! Уже одиннадцать, но солнце еще и не думало садиться. Янковский трескает кильки (он обожает их со времен боевой юности) и запивает их коньяком. Ветер доносит до нас обрывки фраз, и постепенно мы понимаем: Питер - это колыбель всех революций в России. Где бы еще двадцатилетние парни за выпивкой обсуждали, что лучше - бывший социализм или нынешний капитализм? Пока им нравится то, что есть сейчас. Нам, кстати сейчас тоже больше нравится, чем раньше. Мне только не нравится, что представители хачикянского мира плодятся, как тараканы, и прут из все щелей в нашу уютную, неплохо обустроенную бледнолицую Ойкумену. Чего бы там не говорили про интернационализм, оставьте эти разговоры для кого-нибудь другого. Мне этот их шариат на фиг не нужен. И пусть они устраивают свой шариат, если хотят, в своей отдельно взятой Хачикянии. Не хило было бы огородить их большой китайской стеной и посыпать дустом пограничную полосу, чтобы у тех, кто переползает ее, как у тараканов, отсыхали яйца. Или ввести мораторий для переселенцев. Один ребенок, ну два - нехай будет. А, начиная с третьего брать прогрессивный налог (в геометрической прогрессии). Да ладно! Чего я распереживалась? Все хорошо. В Москве и Питере они еще не совсем оборзели. Вернее их тут быстренько обустроили. В сортире или не в сортире их мочили, но, главное, что они перестали прямо на улице руки распускать. Спасибо родному правительству!
         С килькой покончено, мы отправляемся внутрь Петропавловки. По дороге с нами случается припадок культурности, и мы долго ищем мусорку, чтобы выбросить пустые банки. Нашли. Выбросили. Все-таки проняло нас архитектурное великолепие!
         Охранник в полосатой будке объявляет, что крепость закрывается в 1 ночи, и мы входим внутрь. Янковский мужественно ковыляет по булыжникам мостовой в своих картонных туфельках, а мне по фигу, я в бульдогах. Надо, кстати, разориться и каким-нибудь обманным путем купить ему тоже бульдоги или мартинсы (что подвернется). Очень уж удобная обувь. В другой обуви, я бы уже умерла столько ходить, а в этих "гадах" хоть бы хны. И стильно. Памятник Звездолетчикам затянут зелеными строительными сетками. В Питере обожают все ремонтировать. Тут постоянно раскапывать дороги, перекладывают мостовые и теплотрассы. А вот и знаменитый Петр I, работы Шемякина.
         - Честно говоря, голова выглядит несколько непропорциональной,- объявляю я. - Ощущение такое, будто у Шемякина в мастерской уже была вылеплена маленькая голова Петра, а когда ему заказали памятник, он приделал к ней тело побольше. Все-таки памятник!
         - Может быть он хотел этим что-то сказать? - предполагает Янковский.
         Он добрый, и любит художников и кошек.
         - Может... - размышляю я вслух, - может быть, он хотел этим сказать, что Петр сам по себе - так себе, обычный псих, а все величие его - дутое? Такой маленький-маленький Петр в большом большом мундире... Мундир - символ общественного, голова - символ личного, природного. Питерцы такие вольнодумцы... Вполне возможно, что Шемякин так прикололся. Но этого никто не может знать. И даже он сам...
         Янковский смотрит на меня с уважением - надо же, как завернула!
         Хотя... Пустое это все, как говорила Муся... А самое клевое, что мы с Янковским бродим по Питеру, словно по огромному луна-парку, и город играет с нами в игры и ребусы. И он не сведет нас с ума, потому что завтра мы уедем. Не успеет! Мы проходим еще несколько шагов и видим табличку кафе "Каземат".
         - Где-то тут должна быть стена, в которой начинается подземный ход, что ведет в Университет к Легиону, - говорю я.
         И мы долго разглядываем стену, в которой должен быть подземный ход. Ветер шевелит одуванчики. Идем дальше и натыкаемся на музей космической техники. Музей тоже на ремонте. Только табличка с цитатой Циолковского, говорящая о том, что будущее человечества в космосе, выглядит новенькой и блестящей. Рядом с музеем павильон, над которым разноцветная вывеска "Аттракцион "Пришельцы из космоса".
         - Это новый портал Легиона, - прикалываюсь я.
         - А вот и он, - говорит Янковский, и показывает куда-то в сторону.
         Я оглядываюсь и вижу, что мимо идет лысый мужик. Он не обращает на нас никакого внимания. Похоже его интересуют оставленные туристами бутылки. Ха-ха!
         Небесный свет тускнеет, но еще вполне можно читать. Появляется легковушка, из которой мегафонным голосом предлагают покинуть крепость. Мы покорно направляемся назад (не ночевать же прямо под открытым небом!) и находим еще одни открытые ворота.

Вот эти виртуальные ворота.

На табличке за спиной написано что-то про космос и Циолковского.	А это мы с Талэ уже телепортировались.

На ступеньках, которые ведут в матерскую Лохматого.	Моя азиатская широкоскулость лица на фоне европейской извилистости чугуна. Может быть, это особняк Легиона?

Янковский присматривает машину для съемки фильма.	Это как раз то самое "Специализировонное монтажное управление".

         Cледующий день был примечателен Планетарием.
         Когда-то давно Череп рассказывал мне о какой-то дискотеке в Планетарии, но я не уверена, что это было здесь. В основном потому что много оборудования (разнесли бы), хотя, конечно, если бы к билету прилагалась марка кислого - это было бы сильно. Напрасно я не побывала тут раньше. "Наркоз" мог быть украшен дополнительными пикантными подробностями... На этом заканчиваю, потому что не уверенна, что мое описание последнего похода будет лучше того, что сделал Янковский. (там, кстати, еще две картинки Ильи Небывалого)

Сфинкс.	Ща! Полетим!

Питер - колыбель всех революций в России. Скоро 2017. Ага! Испугались? Или обрадовались?	Тайные знаки.

Какие декорации для кибер-панк фильма? Супер!	А вот захочу и сделаю из этой фотки обложку для следующего альбома.

Александра САШНЕВА

---